В науке, строго говоря, нет места морали. Ученые исследуют факты, описывают мир. Они ищут ответы на вопросы «как устроено то или это?» или «почему оно происходит именно так, а не иначе?». Мораль же затрагивает не сферу фактов, а сферу ценностей, и ею занимаются не ученые, а философы. Они ищут ответ не на вопрос «как есть?», а скорее на вопрос «как должно быть?», например какие поступки допустимы, а какие нет.

Однако ученым и философам очень часто приходится горячо спорить. Связано это с тем, что сегодня наука нередко ставит перед философией новые проблемы. Например, в конце XX века ученые научились клонировать крупные живые организмы, даже млекопитающих (первой стала шотландская овечка Долли). После этого политики многих стран ввели запрет на эксперименты с клонированием человека. Сделано это было из соображений морали. Они посчитали, что создавать человеческую жизнь ради эксперимента неэтично, тем более в ситуации, когда мы не до конца уверены в технологии.

Начнем с уточнений. Что значит нет? Тут может быть два значения. Например, нет вечного двигателя. Его нет потому, что его существование противоречило бы одному из основных законов природы – закону сохранения энергии. Это значит, что его создать в принципе невозможно, и его никогда не будет. Так и будем называть это «нет» – «нет и не будет». Нет также и термоядерного реактора (устройства, которое добывало бы энергию примерно тем же способом, каким она добывается в недрах Солнца). Его нет потому, что ученые и инженеры еще не научились решать некоторые проблемы, стоящие на пути создания этого устройства. Однако они убеждены, что решения этих проблем в ближайшие десятилетия будут найдены. Это «нет» мы будем называть «пока нет». Сразу оговорюсь: граница между этими двумя «нет» несколько условна и передвигается с развитием науки и даже более того.

Трудно решить, «идет» ли время или наши измерения заставляют нас думать, что оно «идет». С другой стороны, оно как‑то все же движется, раз его можно замедлить: для этого нужно «всего лишь» подлететь близко к горизонту черной дыры и вернуться обратно. После возвращения выяснится, что часы, находившиеся на космическом корабле, отстали от тех, которые никуда не летали. Это происходит из‑за того, что сильное тяготение (вроде того, с помощью которого Земля притягивает к себе нас и Луну, только намного сильнее) замедляет ход времени. Можно обойтись и упрощенной программой, разогнавшись на ракете до очень большой скорости, а потом вернувшись к месту старта. Тут тяготение присутствует в скрытой форме, так или иначе время замедляется. Остановить время совсем при этом не получится: чтобы оно «остановилось», надо разогнаться до скорости света, но это никому и ничему не под силу.

Хорошо известно, что привести тело в движение, выведя из состояния покоя, может только внешняя «тянущая» или «толкающая» его сила. Но стоит движению начаться, как тут же вступают в игру другие силы сопротивления (как минимум сопротивление воздуха, сила тяжести), и если воздействие внешней силы будет слабым или прекратится, движение прекратится тоже. Одна из внешних сил, например (с ее помощью мы ходим), – сила трения. Она возникает между поверхностью нашей обуви, прижатой силой нашей тяжести к земле, и поверхностью, по которой мы собираемся передвигаться.

Обратимся к простейшему и наглядному эксперименту. Поставленная на горизонтальную поверхность неподвижная деревянная катушка сама по себе не покатится. А вот та же катушка, но закрученная на карандаше поведет себя иначе. Если ее, вращающуюся вокруг горизонтальной оси, аккуратно поставить на шероховатый стол и в момент касания поверхности быстро вынуть карандаш, то катушка покатится по столу: соприкасающаяся со столом часть катушки будет отталкиваться от него силой трения, природа которой в «зацеплении» мелких неровностей движущегося обода катушки о неподвижные мелкие выступы реальной поверхности.

Еще древние греки, найдя загадочно‑красивые окаменелости смолы хвойных деревьев – куски янтаря – и пожелавшие всего‑навсего очистить их от пыли, явились первооткрывателями электричества. Как ни старались они облагородить поверхности необычных находок куском шерстяной ткани, пылинки явно не желали расставаться с янтарем. Янтарь по‑гречески – электрон, поэтому удивительное свойство некоторых материалов притягивать к себе легкие частицы после натирания назвали электризацией.

Минуло несколько тысячелетий, пока не появилось научное объяснение этого наблюдения. А современный мир уже немыслим без электричества, и хотим мы этого или нет, но оказываемся в жизни полностью «электрозависимыми». Чтобы хоть на время снять напряжение, давайте окинем беглым взглядом основные вехи становления науки об электричестве.

Квантовая физика – это физика микромира, мира малых масс, интервалов времени и размеров. А разве действие законов классической физики Ньютона не распространяется на все массы, временные интервалы, размеры и скорости? Увы, нет. Физика Ньютона – это физика больших (по сравнению с размерами молекулы) тел и малых (по сравнению со скоростью света) скоростей. Как сказал один из великих физиков, «мир не похож на вложенных друг в друга матрешек», а именно такая иллюзия бытовала в обществе накануне становления квантовой физики. Известный русский поэт В.Я. Брюсов писал после появления планетарной модели атома (электроны вращаются вокруг ядра, как планеты вокруг Солнца):

Быть может, эти электроны

Миры, где пять материков,

Искусства, знанья, войны, троны

И память сорока веков!

Еще, быть может, каждый атом –

Вселенная, где сто планет…

Человеку давно хотелось научиться летать подобно птицам. Среди изобретений великого Леонардо да Винчи есть и конструкция «махолета» – механизма, который должен был перемещаться по воздуху, взмахивая крыльями. Но изобретатели самолетов пошли другим путем. Главным движущим элементом стал винт – набор прикрепленных к оси лопастей. Так, вертолет при помощи винтов, заменивших машущие крылья, отбрасывает воздух, отталкиваясь от него. Сила отдачи воздуха, она же – сила тяги, позволяет вертолету как зависать на месте, так и двигаться в нужном направлении. Однако движутся вертолеты намного медленнее самолетов, да и груза они могут взять на борт совсем немного.

Ежесекундно жители Земли наблюдают около 2000 молний. В среднем каждые 50 из них долетают до Земли с самыми непредсказуемыми последствиями. Средняя температура молнии приблизительно в 6 раз больше температуры Солнца. И хотя разряд молнии длится совсем малые доли секунды, сила тока в них громадна. Можно показать, что приносимая одной молнией энергия сопоставима с электроэнергией, потребляемой за месяц небольшой семьей. Неудивительно, что на ум может прийти фантастическая мысль: а нельзя ли хотя бы частью этой энергии распорядиться с пользой для человека?

Первым, кто рискнул исследовать природу реальной молнии, был американец Бенджамин Франклин. Он сначала провел знаменитый эксперимент с воздушным змеем и наблюдал во время грозы электрические искры на конце привязанной к нему проволоки, а потом первым установил, что основания грозовых облаков обычно заряжены отрицательно. А вот как в конце XIX века современники описывали «молниемет» великого изобретателя Николы Теслы: «Гром от высвобождаемой энергии можно было услышать за 15 миль. Люди, идущие по улицам, были поражены, наблюдая искры, скачущие между их ногами и землей, или электрические огоньки, выпрыгивающие из крана, когда кто‑нибудь откручивал его, чтобы напиться воды. Лошади в сбруе получали электрошоковые удары через металлические подковы. Даже насекомые были повреждены: бабочки стали наэлектризованными и беспомощно кружились кругами, их крылья били струйками синих ореолов огней Эльма».

Конечно! Более того, на самом деле лекарство от рака уже существует, даже много лекарств, но только они не всегда и не всем могут помочь. Дело в том, что рак – это не одна болезнь, как, например, ветрянка или ангина, а целая группа заболеваний; иногда даже говорят, что каждый отдельный случай рака – уникальный.

Все клетки нашего организма живут по строгим правилам под жестким контролем инструкций, записанных в молекулах ДНК, и если эти инструкции повреждаются, клетки могут начать бунтовать, отбирать пищу у других клеток и неконтролируемо расти, размножаться и распространяться по организму, и вот тогда возникает то, что мы называем «рак».

Экономика устроена так, что ограниченные ресурсы (например, еда, топливо, техника и даже время человека) используются наиболее эффективно. Люди продают и покупают товары и услуги на рынке. Через изменение цен рынок способствует тому, что эти товары и услуги достаются человеку, который нуждается в них больше всего – однако с поправкой на материальное состояние человека.

Например, если в мире очень мало гитар, а желающих их купить ценителей музыки очень много, то цена на гитары поднимется так сильно, что купят ее те, кому она необходима больше всего – только эти люди будут согласны заплатить столь высокую цену. В то же время если бороться за гитару будут два человека, которые ценят ее очень высоко, но одинаково, то купит ее тот, чье богатство больше. Впрочем, богатство – это не определенная кем‑то свыше величина. Если человеку его не хватает, то он может устроиться на работу и увеличить свое благосостояние.

В 1950 году математик Алан Тьюринг сформулировал идею эмпирического теста (проще говоря, опыта), позволяющего определить, может ли машина мыслить. Идея Тьюринга заключалась в том, что мыслящий робот должен быть способен в течение длительного времени поддерживать диалог с человеком таким образом, чтобы по его репликам человек не мог понять, разговаривает он с роботом или с другим человеком. Конечно, у такого теста много недостатков. Например, его результат очень сильно зависит от того, какой именно человек общается с роботом. Кроме того, понятно, что основное, что должен уметь робот, проходящий тест Тьюринга, это не столько мыслить, сколько имитировать мысли, подобно тому, как дети, долго слушая разговоры родителей, говорят потом что‑то «умное», на самом деле не понимая, что именно они сказали. Сегодня уже существует немало программ‑имитаторов, способных порой пройти тест Тьюринга, то есть ввести человека в заблуждение. Однако программ, проходящих его по‑настоящему, до сих пор не создано.