Археолог и египтолог
Кенсингтон, Великобритания, 1874 г. – Лондон, Великобритания, 1939 г.
Луксор, утро 6 ноября 1922 года. В составленной мной телеграмме говорилось: «Наконец совершил выдающееся открытие в Долине; огромная гробница с нетронутыми печатями; всё скрыто до вашего приезда. Поздравляю!» Я перечёл текст дважды и вручил его клерку для отправки в Англию, лорду Карнарвону.
Примерно 3 недели спустя лорд Карнарвон, мой друг и спонсор экспедиции, вместе со своей дочерью Эвелин наконец-то прибыл в Египет. Настало время выяснить, не подвела ли меня интуиция: я надеялся найти останки фараона, а стало быть, и его сокровища.
Под недоверчивыми взглядами Карнарвона, нескольких друзей-египтологов и наших местных помощников мне удалось добраться до погребальной камеры. Я работал в Долине Царей с 1907 года и имел репутацию целеустремлённого, скрупулёзного и методичного археолога. А также мечтателя… Давным-давно все здравомыслящие люди оставили всякую надежду найти что-нибудь в Долине. Все, кроме меня. Я неустанно записывал данные, рисовал карты, хранил список всех находок, вплоть до самых мелких.
Мне вспомнилось детство, проведённое в Норфолке… Годы, ушедшие, как песок сквозь пальцы.
«Ты хорошо рисуешь, Говард, – прямо как отец», – говорила моя мать Марта, с любовью наблюдая за мной. Я смотрел на свои неуверенные рисунки акварелью… Даже в 7 лет я уже понимал, что материнская любовь, так сказать, склонна всё преувеличивать.
«За всю историю раскопок никто ещё не видел столь удивительных вещей, как те, что предстали перед нами в свете электрических фонарей».
Мой отец Сэмюэл рисовал гораздо лучше меня. Он был профессиональным художником-портретистом. В 1880-е фотография являлась весьма дорогим удовольствием, которое было по карману лишь состоятельным людям, поэтому простой народ, желавший иметь портрет своего родственника, лошади или даже собаки, обращался к моему отцу. Вот так мы втроём и жили, довольствуясь малым. «Мама, можно я пойду в школу?» «Я думаю, домашнее обучение лучше, – отвечал папа, переводя взгляд с норвич-терьера, которого он рисовал, на маму. – Говард и так часто болеет, а в школе он совсем подорвёт здоровье». «Папа, я хочу, чтобы у меня были друзья!» – воскликнул я, но отец был непоколебим: «Ты должен сам всему научиться – учителя и лошади у тебя будут». И больше мы к этой теме не возвращались.
Я быстро повзрослел и всё так же, как в детстве, любил приключения, страстно увлекался искусством и интересовался научными открытиями, а в рисовании даже достиг определённых успехов. И вот я отправился в Египет: это было настоящее святилище, полное древних сокровищ, которые только и ждали, чтобы их открыли и вытащили на свет. Моя детская мечта!
Я очнулся и вернулся в реальность.
Во второй двери гробницы я проделал небольшое отверстие, затем чиркнул спичкой, зажёг свечу и просунул её в дырку. Увиденное просто лишило меня дара речи. Время, казалось, застыло на месте. С этой вечностью не могли сравниться даже времена фараонов, живших за 3000 лет до нас. К действительности меня вернул нетерпеливый голос лорда Карнарвона: «Видно что-нибудь?»
Я медленно повернул к нему голову и прошептал: «Да, нечто чудесное».
27 ноября дверь была открыта. Электрические фонари осветили золотой саркофаг, позолоченный трон, две большие чёрные статуи, алебастровые вазы, причудливые головы священных животных… На пороге я также заметил букет цветов, теперь высохший, – наверное, оставленный в знак прощания. «Вот как его жена хотела с ним проститься», – прошептал я, чувствуя, как на глаза набегают слёзы. Я, конечно, учёный, но сердце моё не каменное. Леди Эвелин посмотрела на меня с участием.
Ещё одна дверь с нетронутой печатью находилась между двух статуй, охраняя тайну. За ней скрывались другие камеры, полные поистине бесценных сокровищ.
17 февраля 1923 года, пробившись сквозь слой сплошного камня и щебня, я открыл запечатанную дверь. Раздался скрип, и перед нами (меня сопровождали ещё 20 человек) предстала стена, сплошь покрытая золотом. Мне стало ясно, что это ковчег, закрывающий самый большой и ценный саркофаг изо всех когда-либо найденных. Прошло ещё много времени, прежде чем я смог его открыть… Да, случилось это очень нескоро, но, как известно, работа археолога требует энтузиазма и самоотверженности, а более всего – терпения.
Хочешь стать как Говард? Изучай прошлое, потому что в нём – ключ к пониманию будущего.
12 февраля 1924 года. Большие лебёдки наконец подняли тяжёлую плиту, которая закрывала саркофаг фараона, вырубленный из цельного блока жёлтого кварцита. Среди присутствовавших царила неестественная тишина: только что был нарушен вечный покой Тутанхамона.
Я наклонился и посмотрел на мумию фараона в сияющей, украшенной цветными камнями золотой маске – она сверкала как новая. Лицо её было неподвижным и в то же время казалось живым. Большие чёрные, подведённые в традиционном египетском стиле глаза маски Тутанхамона глядели на меня с тихой скорбью.
Мы стояли перед величайшим в человеческой истории археологическим открытием. Я сделал его сам – и всё же застыл в изумлении, испытывая благоговейный трепет. Ведь эта мумия когда-то была человеком.
